- И все-таки, - Матако звонко и громко обратилась ко всем присутствующим, дополнительно привлекая внимание гулким ударом чашки о поверхность стола, - В первую очередь мы должны разработать план по спасению Шинске-сама.
"Наверняка, Шинске-сама и сам в состоянии выбраться".
Но не могут же они спокойно сидеть, да чаи попивать, пока лидер неизвестно в каком состоянии и положении.
"А что, если к нему там вовсю пристают?"
Домогательств до Шинске-сама Матако не простит. Никому. Ни пришельцу, ни землянину. В этом она была уверена. И искренне верила в то, что любой из представителей вышеперечисленных рас знает это наверняка.
"Наверное, будет много крови".
Воображая, как она будет разделываться с врагами Кихейтая, Матако и сама не заметила, как рука привычно потянулась к кобуре, накрепко закрепленной на поясе её юбки.
Представила, как враги будут извиваться и молить о пощаде, продырявленные ровно столько раз, сколько было необходимо для того, чтобы они раскололись.
Из сладкой дремы вывел голос Абуто, о чем-то активно рассказывающего. Киджима хищно прищурилась - место главного оратора успел занять Ято, так куда же, черт возьми, подевался Хенпейта?
- Мне начинает казаться, что этого старого извращенца туда засосало! - пьяно усмехнувшись, девушка удивленно обвела взглядом чашку недопитого чая. Странно, ведь она была уверена, что ничего крепче за сегодня выпить не успела.
"Наверняка, семпай успел подлить туда чего-нибудь".
Киджима недовольно наморщила лоб - пусть только вернется, она обязательно вытрясет из него всю правду. Только не возвращался он вот уже с добрых полчаса. Невозможно ведь столько времени проводить в туалете.
"Запор у него там, что ли? А может, снова захватил с собой пару журналов со своими готик-лоли".
Матако с отвращением передернулась. Кто-то должен был вернуть его обратно. Нашел время, в конце концов. Нет, разумеется, ничто не мешало самой ей ворваться в уборную и устроить старому извращенцу отличную взбучку. Но неприглядную картину застать не хотелось. Девушка оглядела присутствующих - какое счастье, что вокруг было полно существ мужского пола. Кто-нибудь из них обязательно вернет главного стратега Кихейтая за стол, и тогда они смогут продолжить обсуждение своего плана.
- Вам не кажется, что пора бы его вернуть? - она окинула вопросительным взглядом присутствующих. Кажется, всем и дела до Такечи не было. Как и тема плавно перетекла с обсуждения высвобождения лидера на треп о земных женщинах.
- Я ведь говорю на полном серьезе, семпай пропал!
Возмущенное восклицание эхом отдалось от стен. А следом раздался ещё более неприятный звук. Как будто бы нечто скрипнуло длиннющими когтями по металлу.
"Неужели, он успел мутировать и теперь приперся сюда в таком виде?"
Мыслей в голове была целая прорва, а то и больше. И одна была безумнее другой. Что-то случилось, наверняка. Да и у чая этого привкус был на редкость подозрительным. А паранойя тем временем все множилась и плодилась, и вскоре заволокла густой фиолетовой дымкой зал для обсуждений. Матако была потеряна для этого мира. По крайней мере, на ближайшие полчаса.

Считалось, что лучше всего доверить придумывание плана спасения Такасуги Шинске его верному стратегу Такечи Хенпейте, но по какой-то причине остальные тоже должны были высказаться. А зачем, собственно, высказываться, если и так уже все ясно? Такечи — превосходный стратег; остальные присутствующие в зале не более чем обыкновенные дилетанты, которым нельзя даже мелкие поправки вносить в план, поскольку именно они станут причиной провала. Рыжий тоже не относился к числу великих стратегов мира, да и не особо любил участвовать в продумывании четких и систематичных планов. Ему вообще не хотелось следовать какому-то плану, потому что заранее у него всегда был готов чрезвычайно простой, но эффективный план: прийти, всех убить и забрать или сделать что-то необходимое (второе и третье можно поменять местами). Вот и все. Ну, может, в этой ситуации использовать подобный план нельзя, поэтому и приходится сидеть и продумывать все до мелочей. Впрочем, все уже давно наверняка решили, что стоит просто выслушать стратегию Хенпейты и принять её. Такасуги доверяет ему, а значит, он ничего плохого не предложит. И Камуи не казалось странным, что можно полностью довериться этому человеку. Впрочем, даже если план окажется провальным, Ято всегда может использовать свою излюбленную стратегию.
Собрание рыжему казалось ненужным по известным причинам. Поправки вряд ли будут, одобрение ожидаемо, поэтому на кой черт всех понадобилось собирать? Впрочем, неважно. Чистая формальность, наверное. Единственное, что радовало, — это наличие вкусной еды. С самого начала собрания Камуи с весьма многозначительным видом поглощал плюшки, а, когда те закончились, начал недоумевать, почему их было так мало. Они понравились космическому пирату, поэтому тот подумал, что было бы неплохо лопать такие вкусные булочки каждый день, и решил, что следует попросить подавать их хотя бы на ужин. В общем, Ято было не до собрания; мысли его крутились вокруг недавно попробованных сладких булочек, предстоящих сражений, которые наверняка будут захватывающими, и о самом Лагере Смерти. Ему до сих пор было не совсем понятно, почему, во-первых, пришлось так долго искать похитителей главы Кихейтая; во-вторых, неясно, зачем Такасуги понадобился этим личностям. Ещё немного было странно, что он не смог самостоятельно оттуда выбраться, но, в принципе, подобное возможно. Наверное, члены Лагеря Смерти весьма сильны и/или их достаточно много. Камуи уже начал прикидывать, какое большое и кровавое сражение ему предстоит.
Рыжий был слишком увлечен своими мыслями, поэтому заметил пропажу Такечи только после того, как об этом сообщила Матако. Парню не казалось странным долгое отсутствие стратега, — быть может, все люди подолгу сидят в туалете, — посему он и не стал зацикливаться на этом. Больше всего его интересовало, откуда доносится непонятный металлический скрежет. Возможно, на борт корабля пробрались враги или что-то вроде этого или, может, что-то сломалось. Это парень сейчас и проверит, да и параллельно разыщет Хенпейту, чтобы это чертово собрание наконец закончилось.
— Я пойду поищу его, — с улыбкой пробормотал Камуи. Поднявшись со своего места, он ощутил какое-то странное головокружение, но решил не придавать ему значения, а просто отправился на поиски Такечи.

---------> Коридоры.

К счастью, искать Такечи вызвались Камуи и Абуто. Уж два Ято точно смогут вытащить этого педофила из туалета. Такое ведь важное собрание, а он смеет пропускать его! Вполне возможно, что у него был понос, но Матако, честно говоря, не считала это вполне уважительной причиной. К тому же он сам виноват, что ест что попало и не принимает таблеток для хорошей работы пищеварительной и выделительной систем (а ведь они уже давным-давно есть на всех развитых планетах!). Да и ведь не стоит отбрасывать возможность того, что он занят кое-чем другим в уборной — уж этого извращенца Киджима знает неплохо, а потому даже не удивится, если окажется, что он занимался своими извращенскими делами все это время! Впрочем, отказаться от парочки выстрелов по его грязным рукам она не откажется.
Вновь послышалось, как кто-то как будто бы провел острыми когтями по металлу, но теперь этот звук был ещё громче. Вполне возможно, что какая-то инопланетная тварь забралась на борт корабля. Такое случается, конечно, редко, но всякое возможно, особенно учитывая то, что не так давно им приходилось садиться на одной планете, где всяких странных и свирепых животных пруд пруди. А учитывая то, что многие относятся к своей работе весьма наплевательски и не всегда замечают, что какая-то дверь открыта или что где-то появилась дыра, то вероятность того, что это все-таки какой-то нелегально пробравшийся на борт корабля зверь шумит стремится к плюс бесконечности. Тем не менее стоило бы пойти и проверить, что же там все-таки происходит, но в любой момент могли вернуться Ято с Хенпейтой, поэтому покидать совещательный зал нельзя. Нужно ведь как можно быстрее утвердить план по спасению Такасуги! Каждая минута на счету!
— Да где ж их там носит? — спрашивала Матако, у которой терпение готово было уже лопнуть. Их ведь не было уже около десяти минут! «У всех разом запор, что ли? Или у всех любовь к журнальчикам с маленькими полуголыми девочками? Или чем ещё можно заниматься ВТРОЕМ в туалете?».
Вздохнув, девушка окинула взглядом зал. Что-то, как ей показалось, было не так. Определенно. Она ещё раз осмотрелась и поняла — в углу лежало одеяло. Можно только гадать, откуда оно там взялось. Для каких целей его вообще могли принести сюда? Почему оно лежит именно в углу, а не где-то ещё? Все это никак не давало покоя Киджиме. У него, честно говоря, даже не было предположений, откуда оно могло взяться. Но, наверное, сейчас был не совсем подходящий момент для того, чтобы обдумывать, откуда взялось одеяло в углу.
Неожиданно распахнулась дверь. В проеме появился обеспокоенный и запыхавшийся член экипажа корабля.
— Такасуги-сама… он… — бормотал он, переводя дыхание, — он… в Шибальбе…
— Что, черт возьми, ты несешь? — спросила Матако и резко поднялась с места. Внезапно она почувствовала головокружение. Её как будто бы посадили на какую-то карусель, из-за чего все вокруг вертелось и кружилось. Девушка почувствовала невообразимую тошноту. Казалось, что её вот-вот вырвет, но спустя две минуты она смогла прийти в себя.
— Наши сведения оказались не совсем полными. Да, Такасуги Шинске-сама попал сначала в Лагерь смерти, но потом… потом, как оказалось, его перевезли в туманность умирающей звезды… в Шибальбу… сейчас он на одиноком астероиде… Киджима-сама, его распяли. Как Иисуса. Лагерю смерти он нужен был для этого. Такасуги Шинске-сама — сын Бога. Главы Лагеря смерти знали, что сын Божий снова спустился на Землю, как и было предначертано в библии. И вот они распяли его на кресте. Он ещё жив, но мы должны поторопиться, иначе… он умрет.
Где-то под ребрами, в солнечном сплетении, там, где душа, появилось чувство беспокойства. Одна лишь мысль о том, что Такасуги каким-то образом может умереть не могла не пугать. Разве лидер Кихейтая может быть тоже смертным? Разве тот, кто выбрал такую великую и благородную цель, может быть таким же, как, скажем, извращенец-хиккикомори, который каждый день пялится на изображения девичьих трусиков в интернете?..
— Я, конечно, не верю в эти бредовые сказки о Боге и Втором пришествии, — «Хотя можно было догадаться, что такой человек, как Шинске-сама, на самом деле является сыном Бога», — но все равно мы должны держать курс на Шибальбу, раз Шинске-сама там. Мы должны поторопиться!
Мужчина, получив приказ, поспешно удалился. Корабль поменял свое направление и летел с уже большей скоростью, чем прежде. «Надеюсь, мы успеем», — думала Киджима, которая не на шутку забеспокоилась. Все-таки не каждый день узнаешь, что твоего лидера распяли. Матако направилась к иллюминатору и увидела, как все ближе и ближе становится какая-то странная туманность, которая больше походила на светло-оранжевые, местами даже золотистые, облака. Это была Шибальба.
Вдруг она почувствовала, будто бы что-то её душит. Киджима не растерялась и принялась сопротивляться, да ещё орать и сквернословить. Буквально через пять секунд «душитель» уже оказался на полу. Это было одеяло, которое до этого сидело в углу. Оно зашипело и уползло под стол. Ошарашенная Матако даже не знала, что делать. Одеяло чуть не задушило её, а потом ещё зашипело! Подобная ситуация не может не обескуражить любого. Киджима поняла — надо действовать. Она уже собиралась выстрелить в треклятую тварь, в это ожившее одеяло, но поняла — пистолетов нет. Заметила, что её драгоценные пистолеты в руках (?!) одеяла!
— Бансай-семпай, быстрее убей эту тварь! У неё мои пистолеты! — завопила Матако, но было уже поздно — одеяло начало палить по ней, как по уточке в тире. Девушка старалась уворачиваться как только можно. Она собиралась и вовсе покинуть зал для совещаний, но внезапно пальба прекратилась, а в помещение влетел член Кихейтая. Тот был явно чем-то напуган. Он затараторил:
— Нужно срочно покидать корабль! Его захватили! Вся эта история с Такасуги-самой и Шибальбой — ложь! Мы в опасности! Бегите, бегите скорее отсюда!
Договорив, мужчина умчался прочь. Девушку явно раздражало происходящее. Сначала одеяло, теперь это… И кому вообще в голову пришло захватить корабль?
— Да что тут вообще происходит, а?!
— Хо-хо-хо, — послышалось от сямисена Бансая. — Теперь наконец-то я могу показать свое истинное лицо (?!?!). Да, я — тот, кто организовал все это. Я всегда, всегда хотел перестать играть роль какого-то чертового сямисена. Это я должен был быть главой Кихейтая! И это я должен уничтожить правительство! Разве я желаю многого?.. Почему мне приходилось страдать изо дня в день из-за непонимания окружающих? Разве моя цель не отличается благородством? Разве я не имею права на что-то надеяться и о чем-то мечтать? Разве я не участвовал в войне с Аманто, как и все остальные? И я ведь прежде общался с Сакатой, Кацурой, Сакамото и Такасуги! Я был их другом! А теперь? А теперь они меня забыли! И из-за чего это все? Почему историю с якультом не забыли, а меня — забыли? Я всего лишь желал быть наравне с ними. Всего лишь хотел, чтобы меня ставили хоть во что-то. Так почему же меня превратили в жалкую шестерку? Я больше не намерен этого терпеть! Теперь я стану главой Кихейтая! И пусть этого вашего Такасуги тысячу раз убьют в этом Лагере смерти…
Здравый смысл героически погиб в бою с абсурдом.

Отредактировано GM [The Emperor] (2014-06-06 02:19:19)

— Эй, Бансай-семпай, какого черта ты просишь прощения у этой штуки, да ещё встаешь перед ней на колени, а?! — завопила Матако.
Нет, уж она-то точно не могла понять, по какой причине Каваками повел себя так. Это было чем-то из ряда вон выходящим. Впрочем, возможно, у него и вправду были какие-то нежные чувства к этому сямисену, будто бы он был реальным человеком? Нет-нет, в Кихейтае, конечно, полным полно не совсем адекватных людей (чего стоит только тот гребанный педофил), но всё-таки до такого доходить не должно. «Бансай-семпай, видать, свихнулся», — подумала Матако, стоя со скрещенными руками на груди и пристально глядя на Бансая.
Одеяло, похитившее пистолеты Киджимы, куда-то улизнуло, а гордый сямисен молчаливо разглядывал (возможно, и не разглядывал, черт его знает, у сямисена ведь глаз нет) присутствующих членов Кихейтая. В зале для совещаний повисла странная тишина. «Что ж, пока что ничего из ряда вон выходящего не происходит, поэтому нужно подумать об этой ситуации… Думаю, вряд ли всё это сейчас происходит в реальности, а вероятность того, что мы разом неожиданно свихнулись, крайне мала, поэтому несложно предположить, что причина заключается в том, что что-то было подмешано в чай (плюшки я не ела, поэтому проблема в чае). Ну или же этот чай сам по себе вызывает галлюцинации. Одно из двух, — подумала Матако и взяла в руку свою чашку, в которой на дне ещё остались какие-то остатки чая. Она нахмурилась. — Цвет какой-то неестественный. — Девушка понюхала чай. — И пахнет странно. Возможно, это какой-то новый сорт чая или же… — Она резко поставила стакан на стол и, сжав руки в кулаки, уставилась на дверь. — Уж не чертов педофил ли это подстроил? Нет, он, конечно, лоликонщик, но это не делает его автоматически предателем… Но, должно быть, в Кихейтае всё-таки есть предатель. — Киджима разжала кулаки и немного успокоилась. — Значит так, сначала нам нужно сделать так, чтобы действие чая (или препарата, добавленного в чай) прекратилось. Вряд ли нам удастся приготовить какое-то противоядие, надо просто переждать, скорее всего… Не может же это длиться вечно».
— Бансай-кун, — начал сямисен, — я давно живу на этом свете. По меркам сямисенов я уже древний старик. И знаешь, за всю свою долгую жизнь я понял множество вещей. И одна из них — людей нельзя прощать. Да и как я могу просить тебе твою бесстыдную глупость? Насколько надо быть глупым, чтобы пойти за Такасуги Шинске? Да, негоже плохо отзываться о своем друге, но я не могу скрывать правду. Такасуги — жалкий и слабый червь, не имеющий права на жизнь. Из-за его идиотских действий Кихейтай до сих пор не смог достичь своей цели. Даже фантик от конфеты лучше бы справился с должностью лидера Кихейтая…
Тут Матако не выдержала.
— Ты, — громко начала вещать Киджима, указывая пальцем на инструмент Бансая, — я знаю, что ты всего лишь жалкая галлюцинация, но это не дает тебе право так говорить о Шинске-сама!
Девушка подошла к сямисену, схватила его и разбила о стену.

Слова Бансая, который, очевидно, пришел в себя, порадовали Матако — вот именно так и должен говорить человек, который является правой рукой такого великолепного лидера, как Такасуги Шинске (хотя, конечно, мог бы он и покруче что-нибудь выдать, но что поделать, красноречием его не наделила природа)! Киджима увидела настоящую преданность Каваками — он даже добил сямисен. Видно теперь, что Шинске умеет правильно выбирать людей. Девушка готова была даже простить Бансаю недавнюю его слабость.
— Что за странный вопрос? В порядке, конечно, — проговорила Киджима немного раздраженно. Не так уж и часто члены Китейтая спрашивают друг у друга что-то подобное, вообще в кругах террористов забота о ближнем как-то не котировалась как что-то обязательное и хорошее. — Да, надо бы от него избавиться, да поскорее, иначе проблем не оберемся...
Неожиданно Матако как будто бы током ударило. Точно. Она ведь совершенно забыла, что Ято тоже пили этот чай. И велика вероятность, что эти существа с чудовищной силой тоже увидят галлюцинации. И велика вероятность, что эти галлюцинации попробуют на них напасть. И велика вероятность, что этот сумасшедший рыжий придурок попытается вступить в битву с этой галлюцинацией — он же чокнутый, ему только дай повод сразиться! А что самое страшное в сражениях? Правильно, разрушения, без которых уж точно не обойдется ни одна битва, а если в ней участвует хотя бы один Ято, то потери будут очень и очень велики. Примерно в тот же момент, когда Киджима поняла, насколько опасна ситуация, в которой они оказались, откуда-то послышался грохот. Девушка ясно поняла — прохлаждаться тут нельзя, необходимо как можно быстрее найти чертовых Ято и остановить их. Времени не было ни на то, чтобы думать, ни на то, чтобы избавляться от чая (хотя существовала опасность, что кто-то из экипажа корабля вздумает прийти в зал для совещаний и выпить этот чай — вероятность этого, конечно, мала, но она все-таки была); действовать надо решительно и быстро. «Стоп, а их вообще реально остановить? — подумала Матако. — Черт, потом об этом надо думать, сейчас необходимо хоть что-то сделать, иначе нам крышка!».
— Надо немедленно их найти, иначе они весь корабль разнесут к чертям собачьим! — крикнула Киджима и ринулась к двери, хотела уж было ее открыть, но остановило ее одеяло. Оно обмотало тело Матако, из-за чего та не могла даже пошевелиться.
— Куда это ты собралась, блондиночка? Так просто не уйдешь от Хосе Карреро Хумберто Че Вито де Кэнделэрайо Сантьяго Пруденсио! — басом проговорило одеяло и сильнее сжало Киджиму, пытавшуюся высвободиться.
— Бансай-семпай, обо мне волноваться не стоит, надо быстрее остановить Ято, иначе... — Матако сбилась, дышать было очень трудно, — иначе они весь корабль... того...
Девушка все еще пыталась высвободиться, но все было тщетно. «Это всего лишь чертовая галлюцинация, это всего лишь чертовая галлюцинация...» — повторяла она себе в мыслях, но это не помогало. Ощущения были слишком реальными, из-за чего создавалось впечатление, что это происходит на самом деле. «Не может быть у одеяла такого длинного имени, не может одеяло пытаться задушить человека,» — внушала себе Киджима.
— Хочешь, я расскажу тебе, как я задушил Шинске во сне, а потом вселился в него и управлял им? Ты думаешь, он на самом деле террорист? Не-е-ет, он на самом деле маленький и глупенький мальчик, который любит своих друзей. Кихейтай создал я, а...
Не было сил слушать эту муть, но одеяло все продолжало и продолжало нести какой-то бред, крепче сжимая Матако, из-за чего та начала терять сознание.

---------> Коридоры.

Ϣ₦њҨӃξ  ฿ɚ∑њǾГ₦₥.
Ϣ₦њҨӃξ  ฿ɚ∑њǾГ₦₥…
Ϣ₦њҨӃξ  ฿ɚ∑њǾГ₦₥!..
Такая, казалось бы, простая фраза, но сколько же в ней смысла, боли, отчаяния, болезненных воспоминаний, яркости, живости, сумбурности, запутанности, насмешки над самой судьбой, над всем человечеством, похоти, красоты, всего, что есть в этом мире.
Эта фраза одновременно означает добро и зло, красоту и уродство, любовь и ненависть, ум и глупость, рассвет и закат, небо и землю, воду и огонь…
Но в то же время для отдельного человека — отдельного существа — в этой фразе гораздо больше смысла, чем написано на камнях и табличках древних.
Для Камуи эта фраза значит слишком много, так много, что любой другой человек попросту не сможет понять весь смысл, никогда, даже через миллион лет, когда его разум будет, возможно, совершеннее, если только великая ошибка — существование человечества — не будет исправлена.
Эта простая фраза, имеющая более глубокий смысл только для него самого, разбудила в Камуи старые воспоминания, настолько старые, что они уже успели покрыться пылью; эти воспоминания он в течение долгого времени пытался запрятать подальше, поглубже в себя, чтобы больше не возвращаться к ним; у него это получилось — на какое-то время только, впрочем. И сейчас эти воспоминания, словно бешеные собаки, сорвавшиеся с цепи, словно кровь, хлещущая из повреждённых артерий, в безумном ослеплении рвутся, носятся, мчатся, пробиваются, радуются свободе, которую они обрели. Они радуются, радуются, что снова могут роиться, словно пчелы в улье, в голове Камуи. Они так радуются, что становится тошно…
Освобождение смысла этой фразы, возвращение всех этих кошмарных и в то же время прекрасных воспоминаний — это ошибка, гигантская ошибка, которую Камуи позволил себе допустить. И теперь её вряд ли удастся исправить. Теперь уже он ничего не может сделать. Напрасно Ято столько времени и сил потратил на то, чтобы запереть подальше эти воспоминания, наполненные глубоким, бездонным смыслом,
Но можно ли действительно считать это его ошибкой? Вероятно, это проделка Бога. Ну да, что же ещё? Просто его Воля. В этом случае Камуи действительно не виноват. Но, если честно, виноват он или нет, его не особо волновало. Это не имело никакого значения. Важнее всего было то, что он вспомнил также одну очень важную вещь, то, что позволит ему исполнить все его желания, то, что позволит ему сразиться со всеми сильными существами во вселенной тогда, когда он того только пожелает. Именно эта часть воспоминаний была самой страшной, именно поэтому он ещё тогда принял решение спрятать их глубоко, чтобы не было возможности добраться до одного из них, самого главного. Но теперь… теперь Ято точно решил — он сделает это.
Камуи разбивает правильную шестиугольную призму, вырывается наружу таким образом, оттуда несётся по коридорам прямо в зал для совещаний. Корабль шатается, но устоять на ногах вполне можно, поэтому Камуи не требуется большого количества времени, чтобы добраться до нужного места. Добежав, он распахивает дверь и застывает от изумления.
— Кукуруза выбирается из Улитки. Улитка — это мир. Кто хочет родиться, должен разрушить Улитку. Кукуруза летит к Богу. Бога зовут Нос, — шепчет Камуи, глядя на гигантский нос, возвышающийся позади Матако и Бансая.
Бог, чьё имя Нос, не желает, чтобы он сделал это.
Бог намеревается остановить Камуи.
Однако это конец, ничего уже не будет исправлено. Эти воспоминания могут только погубить, обретение смысла означает конец. Так было и так будет всегда. Даже если бы Камуи не допустил мысли о ТОМ, он бы всё равно сгинул, растворился во времени в скором времени. Иначе не может быть.
И мир тонет в пшенице…

Бансай шел по коридору; музыка в его ушах отстукивала в такт его шагам, а белый плащ развевался, как у заправского мстителя. Ему навстречу на большой скорости двигалось несколько космических пиратов: они маршировали шеренгой, изображая на лице крайнюю серьезность – еще более крайнюю, чем у самого Бансая. «Еще одни жертвы чая, полагаю,» - подумал Бансай, наконец замечая, что цвет его плаща разительно отличается от того, каким он был пару минут назад. Его вдруг посетило жгучее желание схватить одного из проходящих мужчин за воротник и заорать: «Кеншин! Где Кеншин! Мне нужен Кеншин!». И действительно, ему не нужен был Такечи. Ему нужен был Кеншин. Но где взять Кеншина? Насколько он помнил, такого человека – человека ведь? – на их корабле отродясь не было. Но уверенность не отпускала его: Кеншин виноват в том, что похитили его лидера, и Кеншин должен поплатиться за это.
- Матако…- Бансай остановился, но полы его белого пальто продолжали колыхаться на невидимом ветру. Матако уже и след простыл. Коротко хмыкнув, он продолжил свой путь к туалету.
Туалет в Кихейтае был самым обычным туалетом, кроме тех случаев, когда он был похож на Эрибор. Сегодня он, впрочем, впервые был похож на Эрибор. Бансай смерил унылым взглядом резную арку с позолотой, заменявшую дверь в туалет. Очередные последствия чая? Разве его действие еще не кончилось? Каваками зажмурился и потряс головой, а после открыл глаза. Перед ним был пустой дверной проем: кто-то снял дверь с петель. На одном из косяков каким-то юмористом было вырезано слово «Меллок». У самого входа в туалет белела плитка в цветочек, каждый из которых складывался в какое-то нечитаемое кандзи. Похоже, это были какие-то ругательства. Вот бы это были какие-то ругательства. Бансай прищурился, пытаясь их запомнить: пригодится для следующего хита Оцу-чан.
Свет в маленьком помещении горел крайне тускло, несколько побитых люстр мигали, в дальнем углу что-то неуловимо гудело, будто мысли из головы маленького ято вырвались на свободу и пытались оккупировать еще одну голову. Бансай с осторожностью переступил порог, держа наготове меч. За его спиной захлопнулась дверь. Дверь, которой не было. «Это просто чай, полагаю,» - бесстрастно сказал себе Бансай. Его дыхание участилось, так же, как участилось сердцебиение – он заметил это с некоторым опозданием, когда кровь начала стучать в его висках. Значит ли это, что он боится? Он прошелся вдоль кабинок, а после обратно.
- Хенпейта-семпай де годзару ка? – позвал Каваками. В первой кабинке кто-то крякнул, а после в узкий проем под дверцей высунулись мужские ноги в гэта. Бансай кивнул и крадучись подобрался к кабинке, тут же схватился за ручку, резко распахивая дверцу. Такечи возвышался на унитазе; его кожа по бледности могла сравниться с занимаемым им троном, а лицо выражало крайнюю степень ужаса с примесью отчаяния. Над правым его ухом висела какая-то полоска, четверть ее занимали красные деления. Такечи застонал и поднялся с унитаза, было очевидно, что это движение далось ему с трудом. Каваками с готовностью подхватил его, и Такечи уцепился за его шею, тут же молча указывая на дверь кабинки. Лампы замигали в два раза чаще. Гудение стало сильнее, и Тсунпо вдруг понял, что это было жужжание каких-то насекомых. Хард-рок в наушниках сменился чем-то мистическим. Каваками понял, что вспотел.
Дверь дальней – судя по глухому звуку – кабинки вылетела. С жутчайшим скрипом нечто пришло в движение. Сотряслись стены, пара квадратов плитки треснула, и Бансай вдруг понял, что это были за ругательства. Такечи вновь мучительно застонал, вцепляясь в товарища мертвой хваткой. Он был без оружия. Плохо дело.
Глубоко вдохнув и поморщившись от царивших в туалете запахов, Каваками взял себя в руки и выглянул наконец в проход. К ним со скоростью улитки полз искалеченный человек со сломанной шеей, весь обмотанный проволокой. Его руки также были изломаны: множество кровоподтеков и обширные открытые раны покрывали все его тело. Лицо было обезображено. Непонятно было, как этот бедолага вообще мог передвигаться с такими травмами. Выглядело и правда крайне жутко. Краем глаза Бансай заметил, что и возле его уха висит аналогичная полоска, только полностью красная. В тот же момент внизу, слева, появилась белая. Его глаз задергался.
Позади них что-то шевельнулось. Душа ушла в пятки, когда он почувствовал, как чужое дыхание заставляет волосы на затылке шевелиться. 
- Они мои…
Голос принадлежал ребенку, девочке. Его обладательница вдруг исчезла, тут же вновь появляясь перед Бансаем; черные спутавшиеся волосы закрывали лицо, а белая сорочка болталась на ней как на колу. Каваками заставил себя поднять меч, однако, ребенок двинулся дальше. Искалеченный мужчина остановился.
- Я уничтожу их…
- Нет, я уничтожу…
- Я первый заметил их…
- Девушкам надо уступать…

Прошло около двадцати минут. Измученный и бледный Бансай выбил дверь туалета с ноги, оставляя позади кишащий спорящими, кто именно убьет их с Такечи, призраками туалет, и поплелся назад в Зал для совещаний, таща на себе полу-бессознательного Хенпейту, чья «линия здоровья» начала стремительно расти, а после и вовсе растворилась в воздухе. Посреди пустого коридора обнаружилась пустая инвалидная коляска, которая поехала сама по себе, стоило мужчинам появиться на горизонте. Чудом не поседевший получасом ранее Бансай даже внимания не обратил, только безучастно хмыкнул и вошел наконец в зал.