Последние годы были для адмирала космических пиратов Харусаме просто невыносимыми. После окончательного исчезновения самураев из этого мира, с которыми так хотел он хоть раз сразиться, ему не оставалось ничего, кроме как отправиться бороздить бескрайний космос. Время, потраченное на поиски хоть одного сильного существа во вселенной, было потеряно зря. Ни на одной планете не было достойного и сильного соперника, с которым было бы приятно схлестнуться в смертельной схватке. В мире не осталось тех, кто сильнее рыжего. Тщетные поиски все больше и больше разочаровывали Камуи, из-за чего тот впал в какое-то смиренное отчаяние. Он не знал, что делать дальше. Что вообще он планировал делать после того, как победит всех сильных существ? Что он собирался сделать?.. На самом деле, парень никогда об этом не думал. Не думал, потому что не ожидал, что так скоро ему придется стать самым сильным во всей вселенной. Неужели самосовершенствование должно прерываться так рано? Неужели нет выхода из этого положения?..
Тем не менее, больше космического пирата угнетал тот факт, что на свете больше нет ни одного самурая. Когда-то ведь ему действительно хотелось хоть раз сразиться с одним из них, ну а теперь что?.. Такасуги Шинске, с которым несколько лет назад Камуи объединился, стал настоящим пацифистом и пропагандистом «свободной любви» и вступил в одну хиппи-общину, после чего женился на трубке, а ныне же пытается вместе со своими друзьями остановить войны, легализовать многобрачие и браки с животными. Как ни пытался адмирал вернуть его к нормальному состоянию и напомнить о его задаче в этом мире, всё было тщетно. Саката Гинтоки, победивший Короля Ночи Хоусена и заинтересовавший ято ещё в Йошиваре, был вынужден покинуть планету Земля из-за того, что свихнувшаяся Отосе не смогла больше терпеть постоянно неоплаченную арендную плату и подняла на уши полицейских, которые тут же попытались привлечь Сакату к ответственности. Нелегально добравшись на космическом корабле до планеты PSR B1620-26 b в созвездии Скорпиона, Гинтоки там и обосновался, открыл сеть ресторанов с фастфудом, которых прежде там не было, разбогател, растолстел и ныне живет припеваючи. С Шинсенгуми адмирал тоже был знаком не понаслышке; эту организацию расформировало новое правительство. Члены её подались кто куда, но большая их часть давно покинула этот мир. Ныне живы только Хиджиката Тоширо и Кондо Исао. Первый стал хиппи, как и Такасуги, а второй создал империю на месте Северной и Южной Америки, которую назвал Четвертым Рейхом со столицей Четвертый Рим. О Джои, в рядах которых, насколько знал Камуи, тоже были самураи, ято только слышал какие-то слухи; помнил, что случился какой-то конфликт, и организация перестала существовать. По слухам, многие патриоты скончались в скором времени (считалось, что это как-то связанно с государственной зачисткой). Проще говоря, мир избавился от самураев. Ныне человеческая раса не представляет ни для кого интереса. Она превратилась в обыкновенных потребителей, которые вдобавок выполняют только черную работу. Люди — низшие существа, неспособные ни думать, ни сражаться. И еда на планете Земля потеряла вкус вообще…
Адмирал брел по выжженной земле — последствия войны Великой Японской Империи и Четвертого Рейха — с потрепанным деревянным мечом в руке, оставшимся от Сакаты Гинтоки. Теперь уже этот боккен никогда не будет держать в руке тот, кто действительно этого достоин. Мир лишился самого главного — сильных (причем сильных и физически, и морально). Имеет ли теперь этот мир право на существование? Не стоит ли просто взять и уничтожить его? Впрочем, кому как не Камуи известно, что мир уже сам начал самоуничтожаться, причем весьма успешно. Ему не нужна помощь со стороны. Самоуничтожение — это необратимый процесс. Ничего не остается, кроме как смириться с этим.
В скором времени космический пират оказался перед двадцатиэтажным домом. В нем по многим причинам практически никто не жил, и большая часть квартир пустовала, а посему это было отличным местом для того, чтобы попрощаться с жизнью, ведь ничего другого не остается, когда смысл жизни утерян. Быть может, кто-то скажет, что Камуи слабый, раз собирается поступить так, но мало кому известно, сколько смелости и сил должно быть, чтобы решиться на такой поступок. Мир не только лишился единственной движущей силы, своей опоры, но и вернул к жизни многие страхи. В этом мире жить опасно; нет нормальной государственности, полицейские немощны и апатичны, и всем уже давно известно: мир рушится. Конечно, можно полететь в любой момент на любую другую планету, но сейчас практически не осталось пригодных для жизни планет из-за межгалактической войны, развернувшейся за право обладать земными ресурсами. А самоубийство — единственный способ преодолеть страхи. И теперь этот несовершенный падший мир собирался покинуть последний представитель расы ято (все остальные, включая его отца и сестру, были уничтожены несколько лет назад). Он поднялся на самый верхний этаж и отыскал самую приличную заброшенную квартиру. Рыжеволосый уселся на пол так, как принято сидеть в Японии, и положил перед собой боккен. Печально покосившись на деревянный меч, Камуи выудил из внутреннего кармана своей формы кусунгобу. Теперь, наверное, все и закончится.

— It's a good day to die, — словно из ниоткуда послышался шепот. Или Камуи почудилось? Кажется, это был шелест веток за разбитым окном. «Может, я постепенно схожу с ума? Говорят, что все самоубийцы — сумасшедшие… сошел ли я с ума тогда, когда принял решение, или же сейчас, когда я уже готов освободиться?».
Откуда вообще взялась эта фраза? Точно, вроде бы даже была такая песня. Пару месяцев назад, когда Камуи проходил мимо полуразрушенной забегаловки, где частенько заседали какие-то бандиты, он услышал эту песню. Как там было? Рыжеволосый зачем-то попытался вспомнить.
— It’s a good day to die, look into my eyes make no mistake, I live for nothing other than today… — тихо прошептал он. Ему был известен только примерный смысл первой фразы, не более. Английского он не знал, да и ни к чему ему было это, у него совершенно не было желания знать все земные языки. Зачем вообще земляне придумали себе столько языков? Чтобы потом путаться?
Кажется, Камуи забыл, зачем пришел сюда. Он вздохнул и выдавил из себя улыбку — сейчас ему удавалось это с трудом, не то что раньше. Ещё минута — и всё будет кончено. Сколько же сил, сколько решимости необходимо для самоубийства… значит, он все-таки сильный. Единственное утешение перед смертью.
Но тут неожиданно послышался чей-то голос. Незнакомый голос. Рыжеволосый без особой охоты обернулся. Это был однорукий незнакомый мужчина.
— И с кем же Вы меня спутали, м-м... — Камуи почуял знакомый запах, — Самурай-сан, верно? Могу я Вас называть Однорукий Самурай-сан?
Внезапно парень вспомнил об Одноглазом Самурае-сане. Почему многие самураи любят, когда у них не хватает чего-то? Или же это плата за то, что они стали сильными? Кто знает, кто знает… и по какой, интересно, причине в голову Ято лезет столько вопросов? Ответов на них он все равно не найдет, ведь близок его последний час. Для поиска ответов нужно слишком много времени.
«Стал слишком серым?». Адмирал тихонько рассмеялся.
— Слишком серым?.. Хм... да, пожалуй. Этот мир потерял свои яркие краски — люди, которые раньше окрашивали этот мир в цвета, погибли либо физически, либо морально... честно говоря, я и не подозревал, что свет в душах людей может так быстро померкнуть.
Некоторое время Камуи молчал. Однорукий самурай был всё ещё здесь. Признаться, у рыжеволосого не было желания кончать жизнь самоубийством при ком-то. Вообще, самоубийство — это дело очень личное. Никто не должен видеть, как кто-то совершает этот акт. Человек обязан быть в одиночестве, когда покидает эту реальность, иначе он не сможет ощутить то свободы, которую дарит самоубийство. Но прогонять незнакомца Ято не спешил. Почему? Быть может, ему хотелось ещё немного подышать перед смертью, а, может, даже поговорить с кем-нибудь?.. Да, поговорить… почему-то Камуи казалось, что это может ему как-то помочь. Чем и почему — неизвестно. Просто у него было такое чувство, что именно сейчас это необходимо.
— Если я правильно понимаю, Вы сюда, так же как и я, пришли умирать. Что у Вас не так в жизни? Из-за чего мир Вам кажется серым? Или же Вы из тех, кому для действий не нужны причины?
Ещё немного Ято хотелось насладиться этим миром.

Всё, что происходит сейчас, выглядит просто как глупая постановка, поставленная человеком, который насмотрелся третьесортных фильмов и дорам. Всё это слишком банально, слишком «классически», слишком скучно, настолько, что вызывает тошноту. Почему именно так они решили распрощаться с жизнью? Почему именно в этом месте? Почему нельзя было выбрать что-то более оригинальное? Или же более привычное для обычных людей, которые действительно решили перестать быть частью этого мира? Почему им просто необходимо делать это именно в полуразрушенном здании, разве есть в этом какая-то романтика? А ведь у них была возможность выбрать другое место, для Камуи — другой, более простой способ самоубийства. Однако по какой-то причине им понадобился этот спектакль с декорациями. Быть может, это просто фальшь? Быть может, нет у них никакого желания покидать этот мир?.. Камуи думает об этом, думает и понимает, что самоубийство — это не совсем то, чего он желал. Он желает чего-то большего. Убийства нескольких десятков или сотен людей?.. Нет, больше, геростратова слава ему ни к чему. Ему необходимо что-то большее, что-то масштабное, что-то, что не будет простой показухой, что-то, что действительно требует душа. Ответ на вопрос, что действительно ему нужно, витает где-то в воздухе, всё, что нужно, — это просто схватить его, но пока что Ято не удаётся этого сделать.
От мыслей рыжеволосого отвлекает голос его собеседника, его товарища, если можно его так назвать. Кажется немного удивительным, что он вообще знаком с Кагурой; впрочем, если их встреча — это судьба, то тогда ничего поразительного в этом точно нет.
— А разве это имеет хоть какое-то значение теперь? — устало усмехаясь, спрашивает Камуи.
Даже теперь по какой-то причине он не хотел, чтобы кого-то наподобие Кагуры связывали с ним. Это казалось поистине унизительным. Хотя, казалось бы, какая теперь разница? Он ведь всё равно в скором времени перестанет быть частью этого мира. Но, конечно, память о нём всё ещё сохраниться. Впрочем, если этот Однорукий Самурай-сан тоже покинет этот мир, то и память о том, что Камуи — брат Кагуры, исчезнет или же притаится где-нибудь на перифериях памяти, так, что никто даже при желании не сможет добраться до неё. Терять ведь нечего, верно?..
— Кагура — моя сестра, — негромко говорит Ято, всё ещё продолжая криво ухмыляться.
Его слова звучали как признание в каком-то ужасном преступлении. Сам Камуи, конечно, не виноват в том, что Кагура родилась его сестрой, он вообще к этому никакого отношения не имел. Однако, скорее всего, то, что она выросла такой слабой и никчёмной, — это действительно преступление, совершенное им. До последнего момента он не желал в это верить, был уверен в том, что это не так, но кто-то как будто бы напоминает ему периодически, что он, её брат, в какой-то степени несёт за неё ответственность, Кагура — часть его семьи, часть его прошлого, в какой-то степени часть его самого, он должен был принять хоть какое-то участие в её воспитании, помочь ей сформировать свою личность. Но его всегда больше волновали другие вещи, Ято практически не обращал внимания на то, что у него есть сестра. Он был поглощён силой и боями, отдавал всего себя своему смыслу жизни и попросту выкидывал из своей жизни, из своего поля зрения всё то, что его не интересовало.
На какое-то время адмирал погружается в свои мысли, но вновь из размышлений его вырвают слова Однорукого Самурая. На этот раз он задаёт поразительный вопрос. И Камуи тут же осознаёт — да, точно, уничтожение мира! То, чего он хотел, — это именно уничтожение мира! Не уничтожение себя, не уничтожение одного или нескольких человек или народов, нет!.. Уничтожение мира — вот единственный выход, единственно верное решение! Как же он сам до этого не додумался? Как же он сам не понял, что именно этого и желает его душа в данный момент?
— Мир в том виде, в котором он сейчас существует, заслуживает уничтожения, — прикрыв глаза, произносит Камуи. Он поднимается на ноги, небрежно бросает на пол кусунгобу, тот глухо ударяется о деревянный пол. — Я не буду говорить, что уничтожить мир невозможно, потому что я не верю в это. Возможно, твоя идея отдаёт безумием, но разве мы оба уже не безумны? Поэтому… — губы рыжеволосого расплываются в улыбке; это прежняя улыбка, та, что не сходила с его лица ещё несколько лет назад, та, что давно стала символом утраченного прошлого и мира, который ещё не собирался гнить, смердеть, не собирался превращаться в уродливое и отвратительное место, — давай же уничтожим этот прогнивший мир, мой друг.
По какой-то причине Ято вспоминает своего давнего знакомого, Такасуги Шинске. Впрочем, сейчас он, как бы ни старался, не вспомнит, как именно это связано с ним. Большую часть того, что было связано с этим человеком, Камуи благополучно забыл, — возможно, потому, что ему казались неважными воспоминания о нём. Или, возможно, потому, что большая часть его слов была лишь ничего не значащими словами.
— Вот только какой способ ты бы предпочёл использовать? — любопытствует бывший космический пират, внимательно глядя на Однорукого. — Способов предостаточно. И, полагаю, это будет не так уж и просто... и, конечно, могут появиться те, кто помешает нам. Но, уверен, это будут те ещё слабаки, так что беспокоиться об этом не придётся. Но вот способ — это то, что меня действительно интересует.