№2.
Перед тем, как покинуть корабль космических пиратов Харусаме, Камуи совершает очень важный ритуал:
1. Обходит весь корабль, изучает все предметы и углы, так как опасается, что где-то неожиданно возникла новая организация пыли. Всю свою скромную жизнь рыжеволосый терпеть не мог эту дрянь, посему, завидев пылинку, тут же стремится избавится от неё — так будет лучше для всего мира.
2. Проверяет, в порядке ли одежда у космических пиратов. За наличие складок на одежде не наказывает, но зато читает длиннющую лекцию о том, как важно выглядеть прилично.
3. Проверяет состояние сидящих в тюремном отсеке аманто. Камуи вообще против насильного лишения свободы, однако эти преступники слишком опасны, потому-то даже такой Ято, как он, позволяет держать их под стражей. Тем не менее рыжеволосый настаивает на том, чтобы условия у них были хорошие и чтобы с ними обращались как с чрезвычайно важными личностями.
4. В течение получаса стоит у зеркала и рассматривает себя, поправляет одежду, прическу и макияж.
5. Кормит своих кроликов (их около двадцати), а потом гладит каждого по пять минут.
6. В течение десяти минут читает молитвы на латыни подле иллюминатора в своей комнате.
7. Вновь обходит корабль и ищет притаившуюся пыль.
И только после того, как ритуал будет выполнен, Камуи (вместе с Абуто, к слову) может сойти с корабля и отправиться по делам. Рыжеволосый выполнял похожий ритуал даже тогда, когда был капитаном седьмой дивизии. Конечно, он немного видоизменился, но, по сути, цель его осталась та же — обеспечить спокойствие Камуи. Если ритуал по каким-то причинам не будет выполнен, то Ято может так известись и разнервничаться, что попросту сойдет с ума. Был у него однажды приступ, из-за чего пришлось вести его в лечебницу на планете CH18 (говорят, там самые лучшие клиники). В этот раз ничего не должно страшного случиться, ибо ритуал выполнен. Пресчастливый Камуи медленно шел по направлению к горе Хуашань. Абуто в это время с какой-то опаской поглядывал на него. Вздохнув, мужчина неожиданно заговорил:
— Эм… мой вопрос может показаться Вам немного странным, но я все-таки его задам... что с Вами творится?
— В каком смысле? Извините, не совсем понял Ваш вопрос просто.
— На мой взгляд, после того сражения с Енотом-ХХ-4 Вы начали себя странно вести, — проговорил Абуто, испытующе глядя на адмирала.
— Извиняюсь, но я не понимаю, к чему Вы клоните, — покраснев от пристального взгляда, слабо улыбнулся рыжеволосый. — Я всегда был таким, как сейчас.
— Ну не знаю… мне всегда казалось, что Вы это… немного другой.
— Простите, но мне кажется, что у Вас сложилось неверное впечатление обо мне. Мне очень жаль, что так получилось.
— Нет, я точно уверен, что прежде Вы не были таким, как сейчас. Я просто уверен в этом.
— И что же, на Ваш взгляд, во мне изменилось? — всё ещё смущаясь, пролепетал Камуи и отвел взгляд.
— Ну, как бы сказать… всё.
Адмирал как будто бы не услышал последних слов Абуто. Он остановился у подножия горы, где прямо из скал рос цветок. С невероятной нежностью и трепетом любовался Камуи этим могучим и прекрасным цветком. По спине у мужчины пробежались мурашки. Наверняка его удивляла и даже пугала подобная картина — некогда кровожадный зверь любуется цветком.
— Разве это не прекрасно? — сияя, вымолвил рыжеволосый. — Какая чудесная воля к жизни… сколько трудностей пришлось преодолеть этому цветку, чтобы просто жить. Разве это не восхитительно, Абуто-сан? — Камуи прослезился. — Живые создания удивительны и прекрасны.
Абуто приложил руку ко лбу и зажмурился.
— Нет, с Вами определенно что-то не так. Вы же стремились стать самым сильным существом во вселенной! Жаждали крови, убивали Аманто скопом, ненавидели слабаков! И что с Вами стало?
Лицо Камуи помрачнело и в миг исказилось болью.
— Вы действительно думали, что я такой? Вы действительно думали, что я могу быть таким ужасным созданием? Не понимаю… совершенно не понимаю… как Вы могли вообще обо мне так думать? Неужели я и вправду кажусь Вам настолько отвратительным? Я… — из глаз рыжеволосого потекли слезы, — я всегда думал, что мы друзья, Абуто-сан… всегда. Почему же сейчас, когда мы рядом со священной горой, ты причиняешь мне такую боль, руша все мои надежды на светлое будущее? Я ведь надеялся, что мы всегда будем с тобою вместе. И Такасуги-чии был бы с нами, и Матако-нян, и Бонсай-чан, и Такечи-пён — все-все-все. И мы бы смогли все вместе достичь просветления. Мы бы могли все вместе изменить мир к лучшему. Но, думаю, раз Вы такого ужасного мнения обо мне, на дальнейшее сотрудничество с Вами я не могу рассчитывать. Наверное, все мои мысли о совершенном мире — всего лишь глупые фантазии. Я ведь просто хотел, чтобы мои дети жили в мире без войн и страшных болезней. Я ведь просто хотел по-настоящему любить. И я ведь просто хотел жить тем, что рвется из меня наружу. Так почему же это оказалось так трудно?..
Вряд ли Абуто знал, что стоит говорить в такой ситуации. Вряд ли Абуто вообще был способен выйти из ступора, в который его вогнал рыжеволосый своими речами.
— Абуто-сан, — вытирая слезы, начал говорить Камуи дрожащим голосом. — Спасибо Вам за всё. Спасибо за тепло, что Вы мне дарили все те годы, что я пробыл с Вами. Спасибо Вам за всё и прощайте.
— Подождите! — крикнул Абуто, но рыжеволосый уже умчался на гору, где его, по всей видимости ожидали монахи. — Чертовщина какая-то.
***
Сидя практически на вершине священной горы Хуашань, Камуи пил зеленый и чай и беседовал со стариком, что проживал неподалеку.
— Кажется, я потерял своего друга... — выдавил адмирал.
— Не так уж это и страшно, если честно. Друзья приходят и уходят. Возможно, на самом деле этот человек и не был твоим другом. Всякое бывает... я опасаюсь, что в скором времени настанут более тяжелые времена. Об этом и стоит беспокоиться, — проговорил старик.
— Что Вы имеете в виду? — с беспокойством поинтересовался рыжеволосый.
— Я слышал, что есть человек, желающий разрушить мир.
— Что? Вы серьезно? Даже камню на пути в Шанхай понятно, что это невозможно.
— Да, я абсолютно серьезен, — он отпил немного чая из своей чашки, — не стал бы я так шутить. Хех, честно говоря, я не знаю, что на уме у этого человека, но, думаю, раз он стал весьма влиятельным, то наверняка он знает верный способ, который позволит ему разрушить мир.
— Но как же так? Разве Боги позволят?..
— Богам давно наскучил наш мир. Всё войны да войны... страдания да страдания...
— Это так печально, — выдохнул Камуи.
— И не говори.
— Может, мне стоит остановить этого человека?
— Хм... это мысль. Но, боюсь, что ты только зря время потратишь.
— Я... достаточно силен. Я смогу посадить его в такую глубокую тюрьму... он никогда не выберется.
— Здесь одной тюрьмы маловато. Надо будет... убить его.
— Но... как же так... отнять жизнь у кого-то? Это немыслимо! Это просто ужасный грех! — ужаснулся Камуи и поднялся на ноги. — Как у Вас язык поворачивается говорить такие кошмарные вещи?
— Я понимаю, что ты чувствуешь, — спокойно процедил старик. — Но тем не менее... это необходимая мера. Добро не может победить зло, если не будет использовать такие жестокие методы. Если ты хочешь победить, то должен пойти на это. Ради всеобщего блага.
— Вряд ли... я смогу... — произнес рыжеволосый и сел. — Все-таки лишить кого-то самого драгоценного — жизни — очень сложно.
— Да, здесь нужен стальной стержень. У тебя его, к сожалению, нет. Но ты всегда можешь найти человека, который может помочь тебе в твоей борьбе.
— ... Верно! Спасибо, что подсказали! — просиял юноша. — Уж я-то точно смогу найти кого-то, кто поможет мне в борьбе со злом. Наверное, я уже пойду.
— Подожди, я же тебе даже не сказал, как зовут этого человека.
— Ах, точно. И как же?
— Его зовут...
***
Время шло неожиданно медленно. В темной комнате, принадлежащей Такасуги Шинске, стоял Камуи и наблюдал за спящим самураем. Юноша чувствовал, как в горле пересохло. Руки и ноги его дрожали. В правой руке он сжимал нож.
«Неужели я собираюсь и вправду сделать это? Не лучше ли было найти кого-нибудь? Убивать своего друга… это ужасно… я не могу сделать это, не могу, просто не могу», — думал Камуи.
Он стиснул зубы. Как он вообще дошел до такого? Разве не лучше ли было оставить всё, как есть? Быть может, кто-нибудь другой смог бы остановить его? Впрочем, велика вероятность, что ни у кого более не хватит смелости и сил для такого поступка. Да и не факт, что кто-то захочет остановить его.
«Я должен попытаться».
Камуи сильнее сжал рукоять хорошо заточенного ножа. В висках застучало. Дыхание участилось. На лбу выступил пот. Ему стало душно. Ято медленно двинулся к кровати Шинске. Он старался двигаться бесшумно, дабы не разбудить Такасуги.
«Поверить все-таки не могу, что я решился на такое…».
Вот Камуи уже стоял рядом с его кроватью. На постели лежало человеческое тело, закутанное в одеяло, — живое, дышавшее, с бьющимся сердцем. И осознание того, что это все-таки живой человек, до последнего не позволяло Ято даже замахнуться ножом.
«Жизнь, чья бы она ни была, все-таки так ценна и прекрасна… но все же… лишать жизни одного ради спасения многих — это нормально, обыкновенная ситуация… но мне кажется, что я так не могу… все-таки Такасуги мой друг. Мой дорогой и необыкновенный друг, спасший меня когда-то… но… я должен это сделать. Я должен».
Юноша приставил лезвие к горлу самурая и…
— … если меня сейчас не станет, то кто… кто будет выступать против постановления Эдо о здоровом развитии молодежи?